Один монстр зацепился на подмотке

Побывали на Дону с 04.10 по 12.10. Это с дорогой туда-обратно. Все случившиеся слилось в какой-то цельный поток в сознании. Не могу по дням разложить события, хотя не бухали, вернее, выпивали, но очень умеренно.
Пока есть свободный часок, отчитаюсь, как получится, и что вспомнится. Вообще-то ничего особенного не происходило. Как в далеком детстве в деревне слоняешься по улице, смотришь на таинственную жизнь муравьев и занимаешься прочей ерундой, но потом иногда вспыхивают обрывки воспоминаний об этом ниочем, и душа наполняется теплом.
Дорога и туда, и назад нудная, но легкая и гладкая. Ничего не происходило, просто ехали, ехали, ехали и приехали. Всего от Пироч намотал 1600 км. Расход бенза при езде с прицепом 12,81 л. на сто км.
В пятницу в обед слиповался. Любая блондинка позавидовала бы количеству моих попыток загнать прицеп с лодкой в воду с поворотом. Негде было распрямить прицеп и машину в прямую линию. Тренировался. Раза с надцатого все-таки заехал. Машину - к Андрею-Пахре, и поплыли мы с Петровичем по течению, но навстречу ураганному ветру. Где-то глисировали под укрытием обрывистого берега, где-то тошнили, черпая носом лодки воду почти метровых волн. Наконец, дошли до стоянки на высоком берегу, на полянке среди южного дубового леса. На берегу хорошо, но плохо. Почти вся гора барахла, загруженного в носу лодки, промокла, и сами мокрые от брызг. Но на берегу этот же сука-ветер оказался полезным. Развесили вещи сушиться, и к вечеру могли спать на почти сухой раскладушке, в почти сухом спальнике, в сухой палатке. Еще, кроме спальни, поставили Маверик под кухню. Посидели, попили, поели. Мелкие рюмочки Петровича создают какой-то особенный эффект опьянения. Первые три-четыре стакашки водки пьешь, не понимая, зачем вообще нужно вливать в себя эту противную жидкость, которую хочется немедленно чем-то заесть. Потом жилы организма наполняются теплом и силой, обостряется слух и зрение. Слышно, как журчит, течет, течет Дон, резко, будто в бинокль, видны желтые листья деревьев. Уже стало вообще отлично. Отдых начался. Можно спокойно спать.
Ночи теплые. Кроме одной, когда поссать выползал из палатки с содроганием в полумрак, серебристый от инея под лунным сиянием. Изо рта – пар, от струи – пар, а для умывания с утра пришлось продавливать в ведре корочку льда. В палатку заноривались в восемь вечера, слушали аудиокниги и засыпали. Утром подъем в пять, в шесть-полседьмого отплывали на рыбалку.
Утром в субботу решили просто покататься по окрестностям, найти три-четыре перспективных места рыбалки, а потом их окучивать всю предстоящую неделю. Нашли протоку с сильным течением, между отмелью посредине Реки и берегом (место № 1 «бурлилка»), нашли коряжник на глубине 3 м. возле берега (место № 2 «прошлогоднее»), нашли изрытое поперечными ступенями дно на глубине 4 м. (место № 3), нашли протяженную, закоряженную, трехсотметровую бровку с четырех на пять метров, напротив ямы под крутым берегом (место № 4). На последнем месте можно было переставляться раз пять, поднимаясь против течения и наблюдая в экран эхолота ямки, коряжки и монстров Дона. Некоторые символы рыб пересекали, сплетаясь, весь экран, казались бесконечной змеей-анакондой. Даже страшновато было от таких картинок живых существ, невидимых, обитающих в чуждой нам среде.
Один монстр зацепился на подмотке, начал срывать шнур со шпули на фрикционе, не остановить. Оставалось только держать спинннинг двумя руками. Но повезло, смотав метров двадцать плетенки, чудище благополучно отвалилось.
В первый день-субботу везде клевало. Петрович поймал килограммового берша, еще попались какие-то судачки такого примерно размера. Быстро выполнили продовольственную программу для традиционной солянки. Еще варили щи на судачьем бульоне, жарили филе судака, щуки, окуня. Клев был в какие-то дни лучше, в какие-то хуже, но в целом тенденция была к снижению клева к концу недели. В пятницу, например, за утреннюю рыбалку повезло увидеть только две или три поклевки. Но к этому времени я уже наловился. Постоянно на кукане возле стоянки болталось шесть-семь рыб. Что-то подъедали и потом восполняли запас. На воде проводили по 8-9 часов в день: часов шесть до обеда и часа три после. Час-полтора передвигались по акватории с места на место, не дальше трех-четырех км. от стоянки, остальное время стояли на моторгайде, который отработал без подзарядки пять с половиной дней на не самом слабом течении Дона. Традиционный якорь пришлось задействовать только после обеда в четверг, и утром в пятницу, когда значок разряда загорелся красным цветом. А привезенный генератор-киловатник так и пролежал в машине без дела, не понадобился.
Сейчас уже не вспомнить, где, когда, что и на что попалось. Все довольно однообразно: тук об дно-пауза, тук-пауза, тук-пауза-пауза, тук- пауза и кто-то рывком пытается вырвать спиннинг из рук, дергаешь спиннинг в ответ, а на конце шевелится рыба.
Запомнилось из собственно рыбалки только два эпизода. Вроде в воскресенье, вышли в хмурое серое тихое утро на место № 2, встали на гаде напротив глинистого мыса с рогатулькой, воткнутой в берег прежними рыбаками. На расстоянии заброса нам уже известна коряжка. Кидаем почти одновременно. Это первый заброс предстоящего дня. Я жду касания дна, а Петрович уже кого-то выкачивает. Но касания мне уже не довелось дождаться. В толще воды – удар, и я тоже начинаю качать. Петрович уже подсачил своего судака, а я все пытаюсь сдвинуть рыбину с места. Против течки тяжко идет, рука заныла, но ведь не в тренажерном зале, паузу для отдыха не возьмешь. Подтянул, конечно, а Петрович подсачил. Оказался самый крупный судак из пойманных, больше трех, но меньше трех с половиной.
Еще один эпизод со щуками. Вроде бы в среду, до обеда встали в месте № 4, над коряжкой на моторгаде, за коряжкой ямка. День яркий, солнечный, тихий. Груз 30 гр. отбивает в руку, так что можно любоваться прекрасным осенним пейзажем, не пялясь на кончик. Ничего не происходит. И вдруг на каждом забросе только приманка начинает падать в ямку происходят яростные злобные поклевки. Щуки зверствуют. Режут поводки, ломают застежки и офсетные крючки. А если попадаются, то устраивают шоу прежде, чем успокоиться в подсаке. Черный поролон превращается в хлам после единственной поклевки. Каково же рыбке, очутившейся в ее пасти…
Попадались дети сомов. Одного побольше с головой, обросшей пиявками будто редкими волосами, решил взять. Браконьерский размер, конечно, но он сам виноват хотя бы в том, что хочется нам кушать. Голова была отсечена топором, а тело изжарено и съедено на четверых. Ох, вкусен. Каюсь, прошу понять и простить.
Про ГИМС.
Только мы собрались на обед и уже на малом ходу целились в берег стоянки, как сзади вырулил РИБ оранжевого цвета, в котором сидели двое подтянутых мужичка в оранжевых спасжилетах. Вежливо, крадучись подошли.
- У вас документы есть?
- Есть.
- С собой?
- С собой.
- Может, покажите?- просительно, будто мы можем отказать.
- Покажу.
- Да, с документами все в порядке. А рыбу поймали?
- Поймали берша и судака.
- Какой красавец-берш. Лет двадцать таких здесь не видел. Большая редкость. А у нас алкотестер есть.
- А у нас нету.
- Ну ладно, мы пошли дальше. Больше к вам подплывать не будем.
Про Мышей.
Первую ночь мы расслабились, хотя Андрей нас предупреждал. Утром мыши были всюду, где лежало хоть какое-то подобие еды. Что не могли съесть, то надкусывали и обсирали мелкими черными рисинками. Потом мы уже закрывали сумки, вешали на сучья деревьев. Но в первое утро обнаружили, что в картонной коробке Петровича был ночью пир. Двое загулявших мышей из коробки самостоятельно выбраться не смогли. Тут-то я и наколол их на острый, как пика, кончик филеровочного ножа. Капельки крови, немного писка. Я их не больно зарезал. Сложил трупы возле палатки Маверик в качестве устрашения всей многочисленной родни и друзей, и знакомых погибших. Ночью они пришли, унесли трупы под соседнее дерево и там похоронили посредством ритуального поедания тел.
Потом ночью мышь-вдова пришла в палатку. Она сидела на спальнике в ногах и злобно-грустно смотрела на меня, а из бусинок глаз скатывались микроалмазики слез. Я сочуствовал ее горю, но на войне, как на войне. Не я первый начал. Мышь выросла до размеров большого кота. Какая шикарная шуба может получится из этой серой, лоснящейся, с черным отливом шкуры, - подумал я и потянулся к мощному пневматическому пистолету, припасенному для лисы. Лиса не приходила, она боялась такого количества мышей. Но мышь выросла только в моем воображении. На самом деле она осталась такой же маленькой и беззащитной в своем горе. Я не стал стрелять. Не из-за жалости, а из-за боязни промахнуться и повредить пулькой палатку. Мышь каким-то звериным чутьем поняла мои намерения и с достоинством, с презрительной вразвалочку походкой удалилась под раскладушку. Так, удаляясь, думала мышь, но я видел, как она молнией юркнула под раскладушку. Мыши в людских глазах не умеют медленно удаляться. Под раскладушкой мышь нашла упаковку Нурофена в красных капсулах и погрызла ее. Она умерла через полчаса в трех метрах от палатки от передоза.
Еще одна мышь пробралась в лодку, так и жила где-то под полом, в трюме. С голодухи она оттестировала резину на действительную съедобность. Она пробовала многие виды резины, но вне конкуренции оказалась вонючая резина Нолана. Что не сумели растерзать рыбы, сожрала мышь. Дима, мне надо еще рыбок штук сорок. Подгони при оказии. Очень хорошая, уловистая приманка, которая нравится не только рыбе.
В среду приехали Макс с Аленой, разбавили наш с Петровичем коллектив и внесли свежую струю.
А уже в пятницу в ливень мы с Петровичем оставили их под тентом, а сами уплыли к Андрею-Пахре. Промокли до трусов в процессе погрузки-разгрузки, слипования лодки. Как же после этого становятся ценны мелкие блага цивилизации в виде горячего душа и мягкой постели под крышей дома. Утром в субботу, 12-го уехали в Москву.
Извиняюсь. Получилось многа букв, потому что писал урывками.